РОИАЦ
19.01.2002
В тему
Жемчужины из архива

«Вести сегодня», Четверг, 13 июля 2000 года, N161(295) Пособие
для начинающих пикетчиков

Сергей Малаховский

Гражданское неповиновение — это не партизанская война

Не так давно заместитель председателя парламентской фракции
ЗАПЧЕЛ Янис Урбанович упомянул о возможных акциях гражданского
неповиновения против готовящихся поправок к Закону о языке. О
том, в какую форму может вылиться акция гражданского
неповиновения, рассказывает читателям «Вести Сегодня»
сопредседатель блока ЗАПЧЕЛ в Рижской думе Нормунд Озолиньш:

— Хочу сразу охладить излишне горячие головы: гражданское
неповиновение — это не партизанская война. Любые акции должны
осуществляться в рамках действующего законодательства. И, самое
главное, они должны быть результативными. Несколько дней назад
одна из общественных организаций призвала в знак протеста
подчеркнуто игнорировать латышский язык. Мне кажется, что
подобные действия ничего, кроме ответного отрицания (и, хуже
того, неприятия) не вызовут — не говоря уже о том, что владеть
латышским языком долж ен каждый. Тем более, что в повседневном
общении мы находимся с теми людьми, которые не принимают законы
и далеко не всегда их поддерживают — острие протеста пройдет
мимо тех, против кого оно направлено.

Более действенной формой протеста могли бы стать
неорганизованные пикеты, так как на их проведение не требуется
никаких специальны разрешений со стороны Рижской думы.
Собрались, скажем, жильцы одного дома, нарисовали плакатики «Я
плачу налоги и хочу гово рить по-русски!» и вышли с ними на
часок к Кабинету Министров или к Сейму. Довольно отсиживаться —
никто за нас наши права отстаивать не будет. И в латышском, и в
русском языке есть хорошая поговорка на этот счет — «Под лежачий
камень вода не течет». Тол ько массовое участие в акциях
протеста привлекут внимание мировой общественности к тому, что
происходит сегодня в Латвии.

Сегодня в 17 часов на Эспланаде проходит митинг протеста.
Давайте сделаем так, чтобы на него собралось не сто, не тысяча и
не десять тысяч человек — много больше! И пусть власть имущие
объяснят нам — всем вместе и каждому в отдельности — что плохого
им с делал язык, на котором говорит треть страны.

Сергей Малаховский.

— — — — — — — — — — —

«СМ — Ежедневная русская газета Латвии», 147 (13929) 07.07.99

Александр ГИЛЬМАН Научиться не говорить по-латышски

Что можно противопоставить закону о госязыке

8 июля Сейм Латвии собирается поставить точку в навязшем в
зубах законе о языке. Интересное дело — против этого закона
настроены правозащитники и обыватели, западные союзники и
восточные соседи, оппозиция и недавний глава правительства — но
все предрекают, что зловещий законопроект будет принят. В
обоснование приводятся ссылки на сложную ситуацию вокруг
правительства, благоприятную международную обстановку и т. д.

Я не любитель политических прогнозов: наши законодатели в
большинстве своем злобны, но трусоваты, а робкий человек всегда
непредсказуем. Возможно, в последний момент уговоры и угрозы
возымеют действие, возможно, президент не подпишет закон,
возможно, в конце концов, землетрясение или прорыв канализации
сорвут роковое голосование. Неизбежно другое: раньше или позже
закон со схожими формулировками вступит в силу. И причины этой
неизбежности куда глубже, чем мелочный вопрос о преимущественном
положении перед «прихватизацией» госсобственности ценой в жалкие
десятки миллионов. Проблема куда глубже — в самой идеологии
Латвийской Республики.

Любая иерархическая система не довольствуется тем, что младший
всецело зависит от воли старшего, — необходима еще и внешняя
демонстрация этого подчинения. Солдат обязан не только выполнить
любой приказ офицера, но и отдать честь при встрече. Крепостной
крестьянин не только отрабатывает барщину, но и ломает шапку
перед барином. Чернокожий гражданин ЮАР времен апартеида не
только был бесправен политически, но и не мог ехать в одном
автобусе с белыми. Видеть унижение своего раба — одно из самых
острых наслаждений в мире, и не было еще в истории деспота,
который бы этим наслаждением пренебрег.

Латвийское общество, конечно же, является глубоко
иерархизированным. Этническая иерархия не записана ни в одном
кодексе, но соблюдается куда более свято, чем все писаные законы
вместе взятые. Однако отсутствие ежеминутного подтверждения
подчиненной стороной своего бесправного положения лишает сильных
мира сего чувства полного удовлетворения. Эффектная и
эффективная идея лишения гражданства, во-первых, была
недостаточно селективной — около трети инородцев стали
гражданами по рождению, во-вторых, подрывается развернувшейся
натурализацией, в-третьих, не наглядна: паспорт неправильного
цвета, в отличие от желтой звезды, не принято укреплять поверх
одежды.

Закон о языке, а точнее, фактический запрет инородцам говорить
не по-латышски с латышами, идеально решает все три проблемы,
которые не сумел решить закон о гражданстве — и поэтому
латышская элита от него никогда не откажется.

Критикуя закон, представители международных организаций делают
упор на недопустимое вмешательство в дела частного бизнеса —
они фактически защищают права предпринимателей. Отечественные
правозащитники твердят о невозможности обратиться в
государственные инстанции по-русски — они защищают людей, не
говорящих по-латышски. Как ни осуществлены и те, и другие
претензии, еще важнее другое — закон издан с целью унизить всех
инородцев, независимо от знания языка и социального положения.

Как бы хорошо ни владел человек несколькими языками, почти у
каждого из нас есть язык родной, на котором изъясняться проще,
чем на любом другом. В нормальном обществе более вежливый
человек избирает язык собеседника. С принятием закона ситуация
должна измениться.

Если вы уступаете место в троллейбусе женщине или старику — то
вы человек воспитанный. Если вскакиваете со стула, чтобы
подобострастно подсунуть его под зад начальнику — то вы
подхалим. Царящие в Латвии неписаные законы гласят, что латыш по
отношению к инородцу всегда является старшим по званию, как
любой офицер по отношению к любому солдату. В этой ситуации
заговорить с латышом по-латышски означает то же, что для солдата
отдать честь — подтвердить, что ты признаешь создавшуюся
иерархию.

Вот мы и нашли самое эффективное противоядие готовящемуся
языковому беспределу — по возможности часто беседовать с
латышами по-русски. Только необходимо несколько оговорок. Раз уж
мы допустили создание этого государства, то надо выполнять его
законы и говорить по-латышски там, где этого требует закон, даже
такой несправедливый, как обсуждаемый. Нельзя пренебрегать
демократией — если большинство некоей группы составляют латыши,
то надо внутри этой группы говорить по-латышски. Наконец, не
следует забывать о профессиональной этике — клиент всегда прав.
С ним надо говорить на его языке, будь это покупатель в магазине
для продавца или интервьюируемый политик для журналиста.

Однако кроме этих ситуаций существует огромное множество других
— в первую очередь в быту. Вспомните свои контакты —
большинство из них проходит в самой неформальной обстановке:
короткий обмен любезностями с соседкой, покупка в магазине,
обсуждение с коллегами результатов баскетбольного матча.
Последовательное и бескомпромиссное стремление вести эти беседы
по-русски в значительной мере выхолостят злополучный языковый
закон.

Вот простой пример эффективности этой меры. В некоем латвийском
райцентре живет 10 процентов русскоязычных. В такой ситуации все
они владеют латышским, русская школа закрыта, латышская молодежь
почти не знает русского. Если эти русские будут говорить
по-русски только между собой, то число бесед на русском в городе
составит один процент — фактически язык умрет, и наши
соотечественники ассимилируются. Если они будут всегда говорить
по-русски с латышами, то число бесед на русском составит 19
процентов — совсем другая картина. Пусть те, кто помнит
школьный курс комбинаторики, объяснят тем, кто его забыл, что
автор вас не дурачит — законы математики более жесткие, чем те,
что принимает наш Сейм.

Но еще более важен другой эффект. Если каждый упомянутый нами
горожанин, делая покупки в магазинах, будет упрямо обращаться к
торговцам по-русски, то хозяевам лавок придется уволить тех
продавцов, которые не владеют великим и могучим, — никто не
захочет терять 10 процентов товарооборота. А в таких местечках
сфера обслуживания — главная отрасль хозяйства, так что русский
придется учить всем детям, чтобы не остаться в будущем без
работы. Вот и получается, что десятая часть населения может либо
сохранить в своем городе реальное двуязычие, либо похоронить
его.

Конечно же, в больших городах, где нелатышское население
преобладает, такая форма протеста еще более эффективна. Наши
начальники живут в башне из слоновой кости, с инородцами не
общаются и стремительно забывают русский. Закон они придумали не
для себя, а для своего национально озабоченного избирателя —
такой подарок сделать куда легче, чем реально улучшить
экономическую ситуацию в стране. А этот избиратель живет рядом с
нами, именно с ним мы перекидываемся парой фраз ни о чем в
трамвае, магазине или пивной. Почувствовав упорное сопротивление
в деле всеобщей латышизации, он, возможно, поймет, что избрал не
лучших выразителей своих мыслей, и приведет в Сейм более трезвых
политиков.

Разумеется, предложенная тактика предъявляет куда более высокие
требования к знанию латышского, чем любая языковая комиссия.
Если вы не говорите по-латышски, потому что слабоваты в нем, то
ваш собеседник потешит себя чувством превосходства над «тупым
мигрантом». Если вы первой фразой продемонстрируете знание
языка, а потом, как бы спохватившись, перейдете на русский — то
достигнете необходимого эффекта.

Было бы лучше всего, если бы пример подали известные в обществе
люди — те, кого принято ставить нам в пример. Я бы с
удовольствием послушал выступление по-русски перед латышской
аудиторией Валерия Каргина, Гидона Кремера или Ульяны Семеновой
— другое дело, что рассчитывать на такое не приходится. И уж
сам Бог велел публично говорить по-русски нашим защитникам из
фракции ЗПЧЕЛ, Комитета по правам человека и других подобных
организаций. Господа хорошие, не вы обслуживаете журналистов —
они вас, пусть вспомнят так не любимый ими язык ваших
избирателей и сторонников.

Читателю, толком не владеющему латышским, моя идея может
показаться надуманной — он и так всюду говорит только по-русски
и при этом неплохо себя чувствует. Однако ситуация меняется.
Любой посетивший Ригу после долгого отсутствия отмечает, что все
чаще слышится латышская речь с русским акцентом. Большинство
выпускников школ могут свободно изъясняться по-латышски, и
довольно легко входит в привычку автоматически переходить на
язык собеседника, тем более что официальная пропаганда
настойчиво велит латышам говорить с инородцами по-латышски.

Сужу хотя бы по себе: с дамами я говорю на их языке из
галантности, со стариками — из вежливости, с чиновниками — из
робости. А так как женщины, старики и чиновники вместе
составляют явное большинство коренного населения, то я просто
почти всегда говорю с латышами на государственном. Постараюсь в
дальнейшем этого не делать, и пусть простит меня Блауманис:
Абикис и Добелис здорово постарались, чтобы я принял подобное
решение.

Как ни трудно научиться что-то делать, перестать уметь это
делать — намного труднее. Если вы когда-то научились кататься
на велосипеде, вам не удастся, растерянно виляя рулем, свалиться
с железного коня в ближайшую канаву. Если вы умеете плавать, то
не сможете пойти ко дну в пяти метрах от берега. Если вы
грибник, то ничто не заставит вас принести из лесу лукошко
мухоморов, попутно сбивая сапогом боровики...

Конечно, это очень неприятно — с какого-то момента огорошить
старого знакомого, изменив язык общения с ним. Но как еще дать
понять гражданам Латвии, что избранные ими политики придумывают
хамские, унизительные законы?

Александр ГИЛЬМАН

Так русские в Америке решают вопрос с государственным языком.
Может, и нам попробовать?

РУБРИКА